Домой они вернулись уже втроем, и Бася безропотно перенесла и первое в жизни купание, и визит к ветеринару, и прием лекарств, и промывание больных глаз. Разве можно обижаться на тех, кто подарил тебе заботу и тепло?

За Марсиком далеко ходить не пришлось, его доставил чуть ли не под самые двери Лавренковых кто-то сердобольный. Или, наоборот, бессердечный.

В один из дней в подъезде появилась обычная картонная коробка, на дно которой было постелено старенькое байковое одеяло в голубой цветочек. На одеяле сидел кот. Не маленький, но и не совсем взрослый. Уже не миленький-славненький, но еще и не заматеревший. В самом расцвете всех подростковых комплексов, которыми, оказывается, страдают и животные. Угловатый, неуклюжий, невразумительный даже по цвету: серо-коричневый с темными полосками и пятнами. А главное, ужасно худой. Этого не скрывала даже довольно густая шерсть. Возникало впечатление, что ее приклеили прямо на обтянутый кожей скелет, совсем позабыв про необходимость мышц.

Вид у кота был смущенный и растерянный. Он не поднимал головы, упорно смотрел себе под лапы, как будто его жег нестерпимый стыд от такого жалкого собственного положения.

Марина обнаружила его, когда шла в школу, и мимо пройти не смогла. Вернулась домой за водой и кормом.

Бася, крайне изумленная тем, что выложенные в одноразовую тарелку кошачьи консервы нахально проплыли мимо ее носа и вон из квартиры, в волнении проводила хозяйку до входной двери.

Марина спустилась по лестнице, поставила перед беспризорником угощение и побежала в школу, надеясь, что к ее возвращению коробка опустеет. Может, кто-нибудь из соседей приютит хвостатого горемыку у себя? Надежда не оправдалась, и Марсик, к неудовольствию Баси, вместе со своей картонной жилплощадью переехал к Лавренковым. К счастью, Бася недолго обижалась и сердилась на нового жильца. Наверное, припомнила свое тяжелое детство. Тем не менее некоторое время она еще цепляла и гоняла беднягу, чтобы тот хорошенько заучил, кто в доме хозяин. Точнее, хозяйка.

Лавренковы полагали, что кот у них долго не задержится, даже имя ему не давали. Марина отыскала «ВКонтакте» местную группу, которая публиковала объявления о пропавших и найденных животных, и через нее вышла на приют «Дорога домой», пристраивающий «потеряшек» и бездомных собак и кошек.

Поместили трогательное объявление с фотографиями найденыша. Но, похоже, он имел слишком непрезентабельный вид, поэтому желающие забрать его к себе никак не находились.

– Ну! – многозначительно изрек в конце концов папа Лавренков. – Видимо, коробку неспроста принесли именно в наш подъезд. И не случайно никто не рвется приютить это чудо. Пора выбирать имя.

Папа в это время в сотый раз пересматривал «Терминатора», поэтому предложил назвать кота Арнольдом. Марина прыснула – серо-бурый тощий доходяга походил на Шварценеггера, как… собачья будка на Зимний дворец.

А мама Лавренкова тут же четко представила себе, как однажды кот выйдет на балкон, и как муж густым баритоном станет громко зазывать его обратно в квартиру: «Арнольд, домой!» И что подумают соседи.

Тут мамин взгляд упал на страницу журнала, который она в этот момент просматривала. Пред ней был гороскоп.

– Пусть будет Марсом, то есть Марсиком. По-моему, гораздо лучше Арнольда.

Марина согласилась. Папа, подувшись несколько секунд, тоже согласился. И Марсик (почти что Арнольд) вырос под влиянием двух брутальных имен в огромного, отчаянного, боевого кота.

Не иначе среди его предков затесался мейн-кун, а то и рысь или снежный барс, потому что вымахал Марсик и в длину, и в высоту, и в ширину ого-го как. Головастый и ушастый, массивный, мускулистый, он охранял дом не хуже собаки: пристально следил за гостями-людьми, а посторонних животных на дух не переносил. Даже случайно залетевших в открытое окно мух и жуков тут же отлавливал и безжалостно уничтожал: съедал без остатка. Настоящий терминатор.

За могучей Марсиковой спиной Бася чувствовала себя в полной безопасности – ну и королевой всего мира, конечно. А Лавренковы из-за этого «ужасного» кота не могли взять еще какое-нибудь четвероногое существо, хотя активисты из «Дороги домой» часто просили о передержке.

Связь семьи с приютом сохранилась и даже упрочилась. Лавренковы частенько привозили туда мешки с кормом и наполнителем для туалетов. Марина активно участвовала в выездных мероприятиях, когда приют выбирался на разные площадки в городе вместе с частью своих питомцев, надеясь пристроить их в хорошие руки. Еще были дни посещений, когда гостей приглашали в «Дорогу домой», чтобы они могли погулять и поиграть с животными и опять же забрать с собой понравившегося четвероногого друга.

У Марины хорошо получалось беседовать с людьми, подбирать им кандидатов в домашние любимцы, расхваливать конкретных кошек и собак – она даже недостатки умела превращать в достоинства. К ней внимательно прислушивались и чаще всего соглашались. Ей доверяли. Может, потому, что она почти всегда широко и искренне улыбалась и голос ее звенел от воодушевления. А Маринка просто радовалась, видя, как много вокруг замечательных людей, неравнодушных к чужим проблемам и одиночеству, пусть даже в поддержке нуждается не человек, а зверь.

Питомцы в приюте жили самые разные. Попадались и породистые, но в основном были самые обыкновенные, безродные, иногда больные, покалеченные, нуждающиеся в особом уходе.

Таких тоже забирали и любили еще сильнее, чем здоровых.

Хотя… разве можно их не любить? Собак, готовых в любой момент броситься на выручку хозяину. Кошек, самодостаточных, независимых, но ласковых. Даже безгласных аквариумных рыбок. И разве можно пройти мимо животного, попавшего в беду?

Что это за человек, если он глух к чужому страданию? Особенно к страданию существа, изначально более беззащитного и бесправного.

Марина и людей оценивала – отчасти неосознанно, просто в силу характера – в первую очередь по способности к состраданию, к готовности, не раздумывая, ринуться на помощь.

Антон

Как правильно вести себя в подобной ситуации, Антон не знал. Не хватало житейского опыта. Или нет, не житейского, другого опыта. Ведь до Кати Антон с девушками не встречался. Не то чтобы совершенно не интересовался ими, просто не влюблялся еще, наверное. А сами девчонки к нему частенько подкатывали.

Мажарин никогда не отшивал их, но и на уловки не велся. Наблюдать забавно, а принимать всерьез зачем? Только с Катей у него получилось по-другому: сам завел разговор, сам навязался в друзья. Потому что она не походила на остальных и сочетала в себе несочетаемое: притягательную девичью красоту и мальчишеские сдержанность и силу. Ходили даже слухи, что она основательно наваляла какой-то однокласснице или даже нескольким сразу. То есть одновременно.

Антон так и не понял, правда это или пустые слухи. Насколько он знал Катю, возможны были оба варианта. Может, наваляла, а может, и нет.

Никто из мажаринских друзей не одобрил его неожиданного расставания с Катей – такую девушку упустил! Ну, может, тайно кто порадовался, что красавица Булатова теперь свободна и можно подъехать к ней самому.

Причина, по которой они расстались, наверняка вызвала бы недоумение и осуждение. Но об этом пока догадалась только Катя. И опять, по мнению Антона, повела себя не по-девчачьи. Не стала устраивать скандалов, демонстративно изображать смертельно обиженную. Без лишних объяснений, сдержанно послала Антона на все четыре стороны, избавив его от непростого выяснения отношений.

Полтора года встречались. Долго. Но стоило появиться новенькой, да еще такой – на взгляд большинства, ничего особенного, – и Мажарина повело в сторону. Нечестно и непорядочно. Катя подобного не заслужила. А главное – ну разбежались, ну освободился. И что дальше?

Раньше с Мариной было проще. Можно постоять, поболтать, обменяться взглядами, легко, по-приятельски, без какого-то особого смысла. А теперь… внезапная свобода почему-то создала не мост, а стену с такой заметной издалека, крупной светящейся надписью «Катя».